Индия

– Прости меня, Индия, – сказала она. – Ты была так мила со мной. Я так тебе благодарна, правда! Просто я тоскую по дому. Но я никогда не могу быть в безопасности у Нэн, пока вокруг крутится Терри. Рано или поздно он намерен заполучить меня, я просто уверена, что это так, и не знаю, что мне делать! – Дарлинг яростно застучала по дощатому полу.

– Не надо! Они могут услышать! И ты поранишь руку, дурочка. И опять начнется приступ.

– Как мне обходиться без моего ингалятора?

– Обойдешься прекрасно.

– Мне было так страшно, когда я оказалась здесь одна в темноте. Я совершенно не могла дышать.

– Но ведь сейчас все в порядке.

– Слышишь, какие хрипы?

– Ничего, их почти и не слышно. Ты просто должна сесть прямо и расслабиться. – Я ласково потянулась к ее сжатым пальцам и стала поглаживать их. – Разожмись, вся разожмись. А теперь расслабься. Рас‑сла‑абь‑ся.

Дарлинг засмеялась.

– Ты так говоришь, как будто гипнотизируешь меня.

– Ну что ж, так и есть. Это срабатывает.

– Да, пока ты здесь. Но когда тебя нет…

– Послушай, возможно, мне удастся сегодня еще раз пробраться на чердак. Я могу и лечь спать здесь с тобой. Тебе хотелось бы?

– Это было бы здорово. – Вдруг в глазах Дарлинг засветилась надежда. – Или, может, я спустилась бы к тебе и мы спали бы вместе в твоей кровати?

– Нет, Дарлинг, это слишком рискованно, сама понимаешь. Я приду к тебе на чердак. Это будет забавно, вроде бы мы лунатики.

Я не очень понимала, как мне удастся организовать все это. Думала, что придется ждать до глубокой ночи, когда все улягутся спать, но все сложилось как нельзя проще.

Папа страшно напился, он даже не справился с ужином. Проглотил несколько кусочков бифштекса, вдруг поперхнулся и, шатаясь, поспешил выйти. Мама смотрела в свою тарелку, разрезая на тоненькие пластинки огурец и морковь, в то время как папа в нижнем сортире с шумом извергал из себя съеденное. Ванда сочувственно стонала, рукой прикрывая рот. Прошло много времени, наконец мы услышали, как он, заплетаясь ногами на каждом шагу, взбирается вверх по лестнице.

Ванда отставила свой стул и встала. Мама посмотрела на нее.

– Ему плохо. Может, я попробую как‑то помочь… – пробормотала Ванда.

– Справится сам, – сказала мама.

Ванде ничего не оставалось, как снова опуститься на стул. Она сама была белая как мел. Вдруг глаза ее расширились.

– Простите, я… – И она вылетела из комнаты.

– О господи, – сказала мама с тяжелым вздохом, откладывая нож и вилку. – Неужели и она пьет?

Мне было жалко ее. Как же это будет унизительно, когда она узнает о ребенке Ванды! Я жалела их всех. И ощущала какую‑то пустоту внутри. Я запихнула в рот огромный кусок хлеба, мне хотелось как‑то изменить обстановку…