Индия

– Но я, может, и не скажу ему, что ты опоздала по меньшей мере на пятнадцать минут, – сказала я.

Лицо Ванды немножко просветлело.

– Обещаю тебе, такое больше не повторится, Индия. Просто я была ужасно усталая. Сказать по правде, я не спала всю ночь. Это кошмар, я вся извертелась без сна.

Она и вправду выглядела усталой. Темные круги под глазами были явно не из‑за косметики.

– Ну ладно, я скажу, что ждала тебя минуту‑две, не больше, идет? Но, знаешь, ведь и ты можешь сделать кое‑что для меня…

– Ты про шоколад? О'кей! – с готовностью отозвалась Ванда.

– Нет, на этот раз я хочу немного большего, чем просто шоколад. Послушай, все‑таки это полное идиотство каждый день приезжать и встречать меня после школы. Я же не младенец. А у тебя останется время для чего‑нибудь другого, например для сна.

– Индия, ведь это случилось только один раз!

– Так вот, почему бы нам не заключить соглашение? Я буду приходить из школы одна. Обещаю, что буду дома задолго до того, как вернутся мама и папа. Договорились?

– Нет‑нет, вовсе мы не договорились. Что ты задумала, Индия? Куда ты ходила сегодня?

– Ну ладно… один странный парень ждал меня возле школы и спросил меня, не хочу ли я пойти с ним погулять, и тогда он купил бы конфет… – Но, увидев, с каким выражением смотрит на меня Ванда, я расхохоталась: – Шутка, Ванда!

– Ты правда никуда не ходила ни с каким парнем?

– Да конечно же нет! Просто я пошла к моей подруге, и мы играли у нее дома. – Какое вкусное слово «подруга» – я словно меду лизнула!

– У тебя появилась подруга, Индия?

Я опять почувствовала себя оскорбленной, но мне необходимо было иметь Ванду на своей стороне и потому постаралась сдержаться.

– Расскажи мне о ней все, – потребовала Ванда.

Она поставила передо мной чашку горячего шоколада, обильно выдавив сверху взбитые сливки. Я еще была сыта по горло угощением Риты, но отказаться от горячего шоколада просто выше моих сил. Ванда сказала, что сама пить это не будет, ее немного подташнивает. Однако осталась со мной, пока я слизывала сливки, тянула шоколад и рассказывала все о Дарлинг.

Правду я ей, конечно, не рассказала. Ванда не такая снобка, как мама и папа, но все же и она была бы, пожалуй, несколько шокирована, если бы узнала, что у меня завелась подруга в Латимере. Я назвала Дарлинг Тиффани – именем, которое предпочитала она сама, – и сказала, что она моя одноклассница. Сказала, что у нее потрясающая бабушка – превратив ее в бывшую балерину, которая теперь работает в области искусства. Я опытная лгунья, когда хочу солгать.

А вот Ванда в этом форменная простофиля. Папа примчался встревоженный, но, увидев меня, обнял крепко‑крепко, даже приподнял и стал кружить по комнате, как в те годы, когда я была маленькая. Как же это здорово, что он опять стал настоящим папой! Мне казалось, что я могу и сама взлететь сейчас и кружиться под самым потолком, вокруг наших сверхмодных лиловых люстр и подсвечников.

Но потом папа посадил меня и повернулся к Ванде. Он спросил, почему она, негодница эдакая, не встретила меня после школы. Ванда мучительно вспыхнула, стала просто багровой, пробормотала, заикаясь, что опоздала совсем немножко, может, на одну минутку, но было ясно, что все это чистое вранье. Мне пришлось быстро вмешаться и сказать папе, что во всем виновата я – я сразу убежала со своей новой подругой, с моей стороны это было ужасно безрассудно, и я никогда больше не буду так волновать бедненькую Ванду.

– При чем тут Ванда? Ты не должна волновать меня, о драгоценнейший Экзотический Континент, – сказал папа – еще одно ласкательное выражение, которое он не произносил тысячу лет.