Индия

Значение последних в истории индийской мысли определяется прежде всего исключительным вниманием к вопросам логики и общей гносеологии. Первый дошедший до нас труд, систематически излагающий знания в этой области, — трактат Готамы «Ньяя-сутра» показывает чрезвычайно высокий уровень развития логических категорий.

Готама исходил из идеи реальности внешнего мира, его независимости от субъекта и принципиальной познаваемости Вселенной посредством ощущений, которые логически синтезируются умом. Главная проблема ньяи — законы «правильного мышления». Образы, возникающие в памяти, однократные наблюдения и предположения еще не дают адекватного представления о предметах. Критерием истинности может служить лишь их соответствие свидетельствам чувственного опыта. Только «пропущенные» через логический анализ «сообщения» органов чувств способны открыть подлинную сущность предмета и явления. Учение о способах и приемах познания, особенно логических, разработано ньяи-ками весьма детально.

Ф. И. Щербатской, детально сопоставлявший силлогизм ньяи с трехчленным силлогизмом Аристотеля, ставшим классическим для западной логики, отмечал определенную параллельность развития логических категорий в Греции и Индии и находил многие черты ньяи весьма интересными для выявления общих закономерностей зарождения и формирования этих категорий.

Вклад этой системы в создание и развитие логики как отдельной области знания был весьма значителен; она оказала большое и плодотворное влияние на индийскую науку в целом, что особенно проявилось в позднейшую эпоху. Достижения школы ньяи подготовили основу для развития учения выдающихся буддийских логиков древней и раннесредневе-ковой Индии Дигнаги и Дхармакирти.

Учение Канады отчасти близко аналогичным представлениям греков, особенно Эмпедокла. Последний также признавал четыре элемента (причем те же — землю, воду, огонь и воздух) и выводил многообразие мира из комбинации этих «вечных сущностей». Формирование вещей он объяснял механическим сцеплением и разъединением первоначальных частиц и условно выделял две противоборствующие силы: любовь и ненависть. Периодические распады материи на составляющие элементы и ее самостановление в процессе их взаимодействия Эмпедокл ставил в зависимость от преобладания одной из двух названных «причин». Это положение вполне сопоставимо с тезисом вайшешиков о цикличности бытия природы, хотя греческий философ не распространил принцип периодического исчезновения и восстановления на весь чувственно воспринимаемый мир.

Определенное сходство можно проследить между вайше-шикой и учением Демокрита, который тоже возводил материальные процессы к движению и взаимодействию невидимых частиц — атомов. Однако в противоположность вайшешикам Демокрит считал атомы абсолютно однородными, находя в их совокупности лишь Количественные, а не качественные различия. Аналогия между учением вайшешиков и взглядами крупнейшего представителя античного материализма — весьма знаменательный факт. В то же время он свидетельствует не о прямом влиянии Индии на Грецию, а об определенной параллельности в процессах развития философской мысли обеих цивилизаций.

Миманса Традиционный список шести даршан завершается системами миманса и веданта. Они были настолько тесно связаны, что веданту иногда называли уттара-мимансой (высшей или вторичной мимансой), а сама миманса получила наименование пурва, т. е. «первоначальная». В действительности, однако, эти системы как по своим исходным принципам, так и по общему духу доктрин весьма серьезно отличаются друг от друга. Невозможно определить, какая из двух школ зародилась ранее; несомненно лишь, что их слияние в единую традицию произошло в средневековье и было отмечено поистине подавляющим влиянием веданты.

Миманса пытается последовательно вернуться к Ведам, проявляя в этом стремлении даже большую бескомпромиссность, чем ортодоксальное индуистское богословие. Основой всякого знания она провозглашает тексты ведийских сборников — Самхиты, подчеркивая этим исключительную близость к ведизму и брахманизму. Подобно многим другим индийским религиозно-философским системам, миманса глубоко прагматична, но прагматизм этот особого рода. Центральным вопросом остаются в ней принципы и нормы ритуала, правильное богопочитание. В разработке этой идеи миманса по существу отходит даже от подлинного духа ведийской традиции. В Ведах и Брахманах жертвы приносились ради богов, в мимансе боги существуют ради жертвы. Они перестают быть властителями природы, вторгающимися в движение стихий и жизнь людей; здесь они лишь необходимое звено ритуальной схемы, так как без них практика жертвоприношения утратила бы свой смысл. Естественно, что подробные и зачастую казуистические толкования отдельных ритуальных предписаний Вед и Брахман занимают в текстах мимансы основное место.