Индия

Простой обычай спокойного, лишенного какого-либо чванства гостеприимства во времена благодатной жатвы и бесконечная терпеливость в годы лишений и голода, нежная любовь и дружба в кругу своей семьи, глубокое сознание, что каждому человеку на земле дана своя доля и миссия, начиная от уборщика и кончая ламбардаром эта своеобразная совокупность простоты, сердечности и печального фетишизма внушает наблюдателю большие, хотя и не лишенные грусти симпатии, особенно если он недавно покинул жизнь, полную борьбы, шума, роскоши, клубов, политических споров, фокстрота и общей бессер-

дечности, столь характерных для «передовых» стран Европы. Но это же столь привлекательное своей простотой и искренностью миросозерцание таит 'в себе глубокие корни вялости, отсутствия активности, опасной примиримости с настоящим и вообще политической дряблости. Его одного уже может быть достаточно, чтобы понять печальные судьбы Индии в прошлом, а также ту истину, что деревня должна прежде всего быть сдвинута со своей мертвой точки, чтобы Индия получила шансы на прочное и цельное движение вперед. Нужно помнить, что 72% населения Индии живут земледельческим трудом и что бесконечная часть народа ее живет в деревнях, а это значит, что деревня и ее жизнь являются наиболее важным фактором в экономике страны.

Но тут мы подходим к вопросу о степени устойчивости деревни как социальной и материальной единицы жизни вообще и, с другой стороны, о пределах ее способности эволюционировать в смысле постепенного отхода от своего исторического типа со включением новых идеалов и обычаев, не совсем чуждых или же совершенно далеких народу. Почти все согласны, что разрушение деревни или резкий ее сдвиг вне эволюционной плоскости невозможны. Слишком много столетий существует она на страницах истории Индии и слишком много выдержала исторических бурь и невзгод. Нужно не забывать, что для указанной устойчивости деревня располагает и достаточно здоровой экономической базой в виде круговой поруки и самопомощи, в виде доведенных до исключительных пределов скромности жизни и требований, даже до некоторой степени в виде целесообразных способов труда.

Однако нельзя упускать из виду и того, что если деревня упорно стоит за свое хюрошее, то она не прочь и бросить дурное. Например, несколько лет тому назад было течение, говорившее об отсталости методов земледельческой культуры в деревне и о ее упорном нежелании идти на какое бы то ни было новшество. Говорилось, что деревенская соха лишь царапает землю и что более глубокая запапика плугом необходима с точки зрения более усовершенствованной культуры. Однако такие знатоки дела, как доктор Вёлкер, отрицают вообще примитивность или отсталость индийского земледелия, утверждая, что методы, применяемые в индийской деревне, являются лучшими, наиболее экономичными и действенными при тех условиях, в которых работает райят, и что, в частности, при запашке земли в Индии гораздо важнее удержать влагу в почве, чем иссушить последнюю, вскрывая ее глубоко идущими плугами, хотя, конечно, местные условия могут одобрить и этот способ. Вместе с тем старый сахарный пресс, господствовавший неизменно в индийских деревнях, фактически и скоро был заменен новым, железным, как только «глупые райяты» увидели, что новый прибор экономически более выгоден: дает более соку, удобнее обслуживается и скоро себя окупает. Это показывает, что рассказы об упрямом консерватизме или оппозиции деревни ко всякой перемене, а также о ее исключительности надо относить к области мифа. И в этом смысле прав Юсуф-Али, а с другой стороны, Баден-Пауэл, который в своих трудах доказал, что индийская деревня не является окаменелым пережитком какой-то абсолютно архаической формы, но что она, существовавшая еще до времени арийского нашествия, по-своему эволюционировала как на общем историческом прошлом, так и в моменты крупных исторических потрясений.