Река БоговКультура и общество / Культура Индии в рассказах / Река БоговСтраница 99
– Вам не нравится музыка? – спрашивает Шахин Бадур Хан.
– Предпочитаю классику, – отвечает мужчина.
У него голос и интонации человека, получившего образование в Англии.
– Я сам всегда считал, что Индиру Шанкар весьма недооценивают.
– Нет, я имел в виду классическую музыку. Западную классику. Ренессанс, барокко.
– Да, я, наверное, представляю, что это такое, но настоящего интереса не испытываю. Боюсь, подобная музыка кажется мне одной сплошной истерикой.
– Наверное, вы говорите о романтиках, – замечает мужчина с приятной улыбкой, уже твердо зная, что у него с Шахин Бадур Ханом много общего. – А чем вы сами занимаетесь?
– Я государственный служащий, – отвечает Шахин Бадур Хан.
Мужчина на мгновение задумывается над его ответом.
– Я тоже, – говорит он. – А можно поинтересоваться, где именно вы работаете?
– В информационном управлении, – отвечает Шахин Бадур Хан.
– Борьба с сельскохозяйственными вредителями, – сообщает о себе мужчина. – Значит, за наших хозяев!
Он поднимает бокал, и Шахин Бадур Хан замечает, что костюм собеседника испачкан грязью и сажей.
– Да‑да, конечно, – отвечает Шахин Бадур Хан. – В самом деле счастливое дитя.
На лице у мужчины появляется гримаса.
– К сожалению, не могу с вами согласиться. У меня есть претензии к генной инженерии.
– Вот как?
– Это кухня, в которой варится революция.
Шахин Бадур Хан поражен горячностью, с которой мужчина произнес последнюю фразу. Он продолжает:
– Бхарату сейчас меньше всего нужна еще одна каста. Они могут называть себя брахманами, но на самом деле это самые настоящие неприкасаемые. – Мужчина вдруг понимает, что слегка забылся. – Извините, я ведь, собственно, ничего о вас не знаю, так как…
– У меня два сына, – говорит Шахин Бадур Хан. – Оба родились самым обычным традиционным способом. Теперь они уже, слава Богу, благополучно учатся в университете, где, вне всякого сомнения, каждый вечер и ночь заняты поиском суженых, что наверняка обречено на провал.
– Мы живем в деформированном обществе, – комментирует его слова собеседник.
Шахин Бадур Хан задается вопросом, не джинн ли этот человек, посланный для того, чтобы озвучить его собственные мысли, которые он сам постоянно повторяет в душе. Хан вспоминает молодую пару, что имела впереди блестящую карьеру, сияющие жизненные перспективы, гордых родителей, радующихся счастью своих детей. И, конечно, гордых за будущих внуков, за сыновей своих детей. Самое главное в жизни – родить сына. И вот начинаются приемы у врачей; семейства, собирающиеся специально для обсуждения результатов медицинских тестов. Затем – горькие маленькие таблетки и мерзкое, отвратительное время ожидания. Шахин Бадур Хан не знает и не может знать, сколько неродившихся дочерей было уничтожено подобным образом.
Он бы с удовольствием продолжил беседу с этим человеком, но внимание мужчины внезапно привлек кто‑то в зале. Шахин следит за его взглядом. Та женщина, о которой с таким презрением говорила Билкис, очаровательная «поселянка», пробирается сквозь взволнованную толпу гостей. Вот‑вот прибудет дива.
– Моя жена, – сообщает мужчина. – Она меня зовет. Пожалуйста, извините. Было очень приятно с вами познакомиться.
Собеседник Хана ставит бокал с шампанским на землю и идет к женщине.
Слышатся аплодисменты, на сцену выходит Мумтаз Хук. Она улыбается, улыбается, улыбается своим слушателям. Ее первая песня сегодня будет подарком щедрым хозяевам – в надежде на счастье, долгую жизнь и процветание их благословенного ребенка. Музыканты ударяют по струнам.
Шахин Бадур Хан уходит.
Он поднимает руку, чтобы остановить какое‑нибудь такси, редкое в здешних краях, где живут люди, располагающие собственным транспортом. Но безуспешно. Тут какой‑то авторикша с громыханием проезжает мимо, останавливается у разрыва в разделительной полосе и подъезжает к тротуару. Шахин Бадур Хан спешит к нему, но рикша резко поворачивает и откатывает к противоположному тротуару. Шахин Бадур Хан замечает фигуру в тени пластикового навеса, укутанную в какую‑то ткань.