Индия

Шахин Бадур Хан оборачивается, глядя на женщину, которая стоит под баньяном в полном одиночестве, с чашей ласси в руке. Рука, сжимающая серебряный сосуд, тонка и изящна. На пальце вытатуировано обручальное кольцо. В женщине чувствуется особая крестьянская грация. Высокая, стройная, утонченная и очень простая в поведении, без малейшей выспренности, свойственной другим дамам, что сразу бросается в глаза. В ней есть что‑то невыразимо печальное, думает Шахин Бадур Хан.

– Да, совершенно неподражаемо! – соглашается он, отворачиваясь от жены.

– А, Хан! Я так и думал, что ты покажешь здесь свою варварскую физиономию.

Шахин Бадур Хан уже пытался ускользнуть от Бала Гангули, но этот громадный мужчина способен чувствовать новости по запаху. Собственно, новости – его главная цель и страсть в жизни как владельца главного новостного сайта на хинди в Варанаси. Хотя его постоянно сопровождает компания неженатых внештатных корреспондентов – на подобных вечеринках всегда можно встретить женщин, которые могли бы составить неплохую партию, – сам Гангули закоренелый холостяк. Только идиот станет тратить жизнь и здоровье на строительство клетки для себя самого, частенько говорит он. Шахину Бадур Хану известно также и то, что Гангули принадлежит к числу самых значительных спонсоров шиваджи.

– Итак, какие новости из Сабхи? Нужно ли начинать строить бомбоубежище или пока просто можно запасаться рисом?

– Мне жаль вас разочаровывать, но на нынешней неделе войны не предвидится.

Шахин Бадур Хан оглядывается по сторонам в поисках предлога для бегства. Его окружает стайка холостяков.

– Знаете, меня совсем не удивит, если Рана объявит войну, а полчаса спустя пошлет бульдозеры на развязку Саркханд.

Гангули хохочет над собственной шуткой. У него громкий, клокочущий, заразительный смех. Даже Шахин Бадур Хан не может сдержать улыбки. Поклонники Гангули соревнуются между собой, кто посмеется громче всех шутке патрона. При этом они оглядываются по сторонам, не смотрит ли на них какая‑нибудь женщина.

– Ну ладно, Хан. Вы же понимаете, какая серьезная штука война. Под нее можно продать большие рекламные площади.

Взгляд Шахина Бадур Хана снова устремляется на «деревенскую женушку», стоящую под баньяном. Она пребывает как бы между двумя мирами. Ни в одном и ни в другом. То есть в самом худшем месте из возможных.

– Мы не будем начинать войну, – спокойным и ровным голосом говорит Шахин Бадур Хан. – Если пять тысяч лет военной истории и научили нас чему‑то – так это прежде всего тому, что вести войны мы‑то как раз и не умеем. Мы любим порисоваться, покричать, но вот когда дело доходит до реального сражения, нам сразу же становится не по себе. Вот почему британцы нас всегда побеждали. Индийцы сидели за своими укреплениями, а они наступали и наступали. Мы думали: что ж, когда‑нибудь они остановятся. А враги продолжали идти вперед со штыками наперевес. Так было во втором и в двадцать восьмом годах в Кашмире, так будет и в Кунда‑Хадаре. Мы соберем войска по нашу сторону плотины, они сгруппируются на той стороне. Обменяемся несколькими артиллерийскими залпами, после чего, удовлетворив иззат, все маршем разойдемся по домам.