Индия

Пусть Фелл выказывает беспокойство и нервозность, сам он отправиться вниз, как будто исход дела его совершенно не интересует. Внизу, в душной каюте, он с удовольствием избавился от парадного мундира – десяти фунтов плотной ткани и золота – и приказал Джайлзу принести чистую рубашку и белые панталоны.

– Я собираюсь принять душ – задумчиво произнес Хорнблауэр. Он прекрасно знал, что Фелл считает непристойным и вредным для дисциплины то, что адмирал ныряет под насос для полива палубы, сопровождаемый ухмылками матросов, но это его не заботило. Место для душа не имело никакого ограждения. Матросы качали помпу усердно, и Хорнблауэр, с непринужденностью человека средних лет, живо подпрыгивал под укусами плотной струи холодной воды. Теперь свежая рубашка и брюки стали вдвойне приятней, он почувствовал себя новым человеком, когда снова появился на палубе. Его спокойствие не могло смутить даже появление охваченного волнением Фелла.

– Совершенно ясно, что она уходит от нас, милорд, – сказал он.

– Мы знаем, что она на это способна, сэр Томас. Мы можем только ждать, когда она переложит руль и поставит марсели.

– Так долго, как мы сможем держать ее в поле зрения… – сказал Фелл.

«Клоринда» шла прямо за ней, с трудом пробивая свой путь на север.

– Я вижу, что мы делаем все, что можно, сэр Томас, – мягко сказал Хорнблауэр.

Утро истекало. Просвистели «Да здравствует». Фелл согласился с парусным мастером, что наступил полдень, и матросы были отправлены обедать. Теперь только в тот момент, когда «Клоринда» поднималась на волне, можно было, направив подзорную трубу через правую скулу судна, различить смутные очертания парусов «Эстрельи» на горизонте. Она все еще не поставила марсели, Гомес действовал так исходя из того, что на таком крутом к ветру курсе его шхуна будет лучше вести себя без прямых парусов, не говоря уж о том, что он просто играл со своими преследователями. Холмы Пуэрто-Рико пропали за горизонтом далеко за кормой. И ростбиф на обед, ростбиф из свежего, прожаренного мяса, оказался разочарованием, жесткий, волокнистый и совсем невкусный.

– Стюарт сказал, что послал мне самую лучшую вырезку, какую можно найти на островах, милорд, – заявил Джерард в оправдание на высказанное Хорнблауэром недовольство.

– Хотел бы я, что бы он был здесь, – проворчал Хорнблауэр. – Я бы заставил его съесть все, до последнего кусочка, без соли. Сэр Томас, примите, пожалуйста, мои извинения.

– Гм … – да, милорд, – сказал Фелл, который был приглашен отобедать с адмиралом и который, из-за извинений Хорнблауэра вдруг оказался вырван из своих собственных мыслей. – Этот плавучий якорь …

Произнеся эти слова, скорее термины, он казался неспособным сказать еще что-либо. Он посмотрел через стол на Хорнблауэра. Его лицо с квадратными челюстями – красные щеки всегда плохо сочетались с ним – выражало беспокойство, которое особенно выдавали глаза.