Индия

Калеб Мистри сидел в круге яркого света, окруженный помощниками и актерами. На нем были потертые джинсы, резиновые шлепанцы и широкая гавайская рубаха с высоко закатанными рукавами, обнажавшими крепкие накачанные бицепсы. Это был широкоплечий, мускулистый, по‑бычьи сильный мужчина с красивым, несколько полноватым лицом и глазами редкого светло‑серого, почти пепельного цвета. На какое‑то очень короткое мгновение, когда он улыбнулся мне своей яркой и широкой улыбкой, мне показалось, что зубы у него испачканы кровью. На небесах явно проблемы с раздачей ролей обитателям Земли. У этого лучше получилась бы роль каннибала, а отнюдь не святого.

И тут я поняла, в чем дело, разглядев коричневатые следы от множества плевков на полу – он жует растение, называемое «пайян», легкий наркотик . Мистер Курц встречает Сесиля де Милля в самом Сердце Тьмы .

– Здравствуйте, мистер Мистри, – сказала я, и мое обращение прозвучало как комичная детская скороговорка.

– Хотите чаю? – спросил он прямо в лоб. – Ну, конечно, все англичанки хотят чаю!

Он заложил ногу за ногу и взмахом руки показал, что не нуждается больше в услугах мальчишки, стоявшего рядом с большим куском картона в качестве опахала.

– Не знаю почему, но, глядя на вас, я вспомнил вдруг стихотворение Т.С. Элиота, – сказал Мистри. – Как это там у него? «Что‑то приходит и уходит со словами о Микеланджело».

Поэзия в его исполнении была столь же уместна, как дорогое обручальное кольцо на пальце у грязной проститутки.

– Я не очень хорошо разбираюсь в поэзии, – призналась я.

– Жаль. – Концы пухлых, чувственных губ опустились в насмешливой имитации искреннего разочарования. – Полагаю, вам следует сесть. Кресло! А мне света, больше света!

Сверху снизошел еще один конус ослепительно яркого света. Затем внесли кресло и чай.

– Я вижу, вам жарко. Вентилятор!

Электрический вентилятор размером с «вольво» устроил небольшой тайфун в нашем уголке, развеяв остатки сухого Льда.

– Так лучше? – спросил Мистри. – Мы его используем, когда нужно по сюжету, чтобы волосы героини развевал ветер. Думаю, что в самый раз и для представительницы великой Би‑би‑си.

– Я независимая журналистка. – Я поставила чашку и вытащила магнитофон. – И я не англичанка, а наполовину индианка, частью шотландка и на одну восьмую читраль.

– И на оставшуюся часть – педант. – Он помолчал. – И чего же вы от меня хотите?

Уже в самом вопросе звучала усталость. Передо мной сидел человек, в котором все воплощало навязчиво демонстрируемую силу и энергию. Он мог позволить себе играть с акцентом, переходя вдруг с почти диалектного индийского произношения на чистейший английский. Но при всем том в нем было и что‑то от поведения актера на выходах, которого в последнюю минуту заставили играть роль, предназначавшуюся для звезды.

У меня возникло ощущение, что мы оба плохо отрепетировали свои роли. Это ощущение часто возникало у меня и в Англии. Благодаря ему в личности Мистри начала понемногу проглядывать привлекательная для меня лично незащищенность, вызывавшая чувство общности с ним, – мы оба были аутсайдерами.

– Я приехала сюда, чтобы сделать серию передач о бомбейских кинорежиссерах, – сказала я, подгоняя факты под ситуацию и при этом стараясь выглядеть возможно более безопасным собеседником. – Судя по тому, что мне удалось здесь увидеть, вы снимаете далеко не романтические любовные истории.