Индия

И тут меня осенило.

Это же удивительно просто!

Дарлинг сейчас в той же ситуации, что и Анна Франк.

– Пойдем, Дарлинг! – сказала я, схватив ее за руку

– Я… я не могу. Не хочу, чтобы меня увидела твоя мама… такой, как я сейчас. Я ужасно выгляжу, – сказала Дарлинг, шмыгая носом и то и дело утирая его.

– Ты с ней не встретишься. Да ты бы все равно ее возненавидела. Нет, нет, идем со мной. Но только тихо, ладно?

Дарлинг как будто все еще колебалась, но позволила мне протащить ее по дорожке и втолкнуть в дверь. Она ошеломленно озиралась, вертя головой.

– Все в порядке, – прошептала я, кивнув на закрытую дверь столовой. Папа и мама все еще там. Папа что‑то сказал, и вдруг мама яростно закричала. Дарлинг смотрела на меня, открыв рот.

– Это твоя мама?! – шепнула она. – Она же ругается!

– И очень часто. Думает, что это супер, – ответила я презрительно. – Пошли.

Я взяла ее за руку и повела вверх по лестнице. Дарлинг не пропускала ни одной картины, как будто была в музее. Когда на площадке мы проходили мимо алебастрового мальчика на пьедестале, она остановилась.

– Посмотри‑ка на его крошечную пипку, – хихикнула она и легонько щелкнула по ней пальцем.

– Да пойдем же! – сказала я и потащила дальше.

– У тебя такой огромный дом, – сказала Дарлинг. – А где твоя спальня?

– Вон там, но я хочу, чтобы ты…

Она меня не слушала. Сперва только заглянула в мою спальню, потом вошла и стояла молча. Глаза ее под очками перебегали с одного предмета на другой.

– О, Индия! – задохнулась она. Как будто в груди у нее совсем не осталось воздуха.

– Тут немного не убрано, – сказала я быстро, засовывая под подушку мишку Эдвину и заталкивая ногой под кровать вчерашние носки и тренировочные штаны.

– Как красиво, – проговорила Дарлинг. Очень осторожно ступая, словно боясь запачкать темно‑красный ковер своими ботинками, она подошла к кровати. Это огромная кровать, наверное, вроде кроватей из волшебных сказок, тех, что с пологом на черных леденцовых столбиках; моя тоже была со столбиками и черными атласными занавесями, подвязанными темно‑красными лентами; вверху на столбиках были выгравированы маленькие лягушата. Постель закрывало черное атласное одеяло из художественно подобранных лоскутов, с бисеринками и пуговками вдоль каждого шва. Мне подарили «спальню» на мой десятый день рождения. Тогда я восхищалась ею, но теперь, кажется, привыкла. Еще был туалетный столик, черный, с красными лампочками вокруг зеркала, а на ручках ящичков с обеих сторон были выточены крошечные лягушачьи головки.

Дарлинг посмотрела на себя в зеркало, быстро вытерла нос и постаралась немного подправить челку на лбу. Потом она подошла к гардеробу. По его черному дереву тоже были выгравированы лягушки, скачущие друг за дружкой по спирали. Дарлинг провела по ним пальцем, потом, взглядом попросив у меня разрешения, открыла дверцы. Она так и замерла, глядя на все эти шмотки. Я подумала: действительно ли ей нравится ходить в этом жалком красном пальто? Мне захотелось предложить ей что‑нибудь из моих вещей – но для нее они, конечно, были бы слишком велики.

Я знала, какие вещи сидели бы на ней отлично.

– Пойдем со мной, Дарлинг, – сказала я.

Я вытащила ее из моей комнаты, хотя она все оглядывалась, явно не желая уходить, и повела по коридору к лестнице на чердак. Я поднялась первой, открыла люк и включила свет. Дарлинг следовала за мной, задыхаясь. Я помогла ей взобраться на чердак.

Она сразу легла на пол, тяжело дыша.

– Дарлинг? Дарлинг, ты в порядке?

– Это просто моя астма. У меня нет с собой ингалятора. Я выронила сумку, когда Терри бросился за мной. Ой, помоги!