Индия

Миссис Гибс продолжала читать, ее голос звучал так торжественно и зловеще… это же совсем не похоже на полную жизни, горячо на все откликавшуюся Анну! Несколько девочек хихикали, а я беспокойно ерзала, стараясь как‑то оградить себя от «исполнения» миссис Гибс. Кончилось тем, что я уронила голову на парту и зажала уши руками.

– Индия?!

Я подскочила. Отреагировала на ее голос уж слишком ретиво.

– Что с тобой? Ты даже не слушаешь? – Миссис Гибс смотрела на меня обиженно. – А я‑то думала, уж кому‑кому, а тебе непременно будет интересна Анна Франк.

– Да, мне она интересна.

– Тогда будь добра, сядь как следует и сосредоточься.

Миссис Гибс продолжила свое тяжеловесное чтение изящной прозы Анны, выбрав отрывок, который значит для меня так много – тот, где Анна отчаянно тоскует по реальной, невымышленной подруге. Я слушала с искренней болью. Алиса прошептала какую‑то глупость, и Мария задохнулась от смеха.

– Право же, девочки! – возмутилась миссис Гибс, шумно захлопнув дневник Анны. – Вам пора бы уже и повзрослеть немного. Мария, в этом нет ничего смешного.

– Простите, миссис Гибс, – сказала Мария сдавленным голосом. – Но что же было потом с Анной Франк? Она так и пряталась в своем убежище до самого конца войны?

Миссис Гибс сняла очки, протерла стекла полой своего кардигана. Без очков ее глаза были какими‑то неприятно розовыми и голыми.

– К сожалению, история Анны кончилась плохо. Ее семью схватили и отправили в концентрационный лагерь.

– Этот урок похож на концентрационный лагерь, – шепнула Алиса.

Мария захихикала.

Я встала, мои щеки пылали.

– Ну как можно быть такими глупыми! – закричала я.

– Индия! – воскликнула миссис Гибс.

Все воззрились на меня. Теперь мое лицо стало таким же огненным, как мои волосы.

Я чувствовала, что вся горю.

– Концентрационные лагеря – это самое ужасное место, какое придумано человеком. Неужели вы не слышали о газовых камерах? Там почти все умирали. Людей отправляли в вагонах для скота, они оставались там в полной темноте по нескольку дней. Многие умирали еще в пути. Когда наконец добирались до места, фашисты разделяли семьи. Анне не позволили остаться с ее отцом. Потом им приказывали раздеться догола и…

– Этого достаточно, Индия, – сказала миссис Гибс.

– …головы всем брили наголо, и потом содержали в ужасных, грязных, промерзших насквозь бараках и не давали почти никакой еды, только прогорклые объедки, так что в конце концов все заболевали самыми ужасными болезнями. Мама Анны умерла, потом умерла ее сестра Марго, и бедная Анна осталась совершенно одна. Потом она заболела брюшным тифом и тоже умерла в ужасных мучениях…

– Индия! – Миссис Гибс схватила меня за плечи и силой посадила на место. – Ну‑ка, успокойся!

– Но это правда!

– Я знаю. Но думаю, нам не следует задерживаться на таких омерзительных вещах. Из‑за тебя остальные девочки чувствуют себя подавленными.

– Но мы и должны чувствовать себя подавленными. Анна умерла. Умерло шесть миллионов евреев.

– Да, я знаю. Это ужасно. Но все это было давно. Плакать из‑за этого сейчас глупо.

Я сердито провела по глазам тыльной стороной ладони. И вскинула подбородок, показывая, что нисколько не стыжусь своих слез. Миссис Гибс вздохнула и продолжила урок. Она больше не говорила об Анне. Быстренько переключилась на дневники Сэмюэла Пипса[5].