В трущобах ИндииКультура и общество / Культура Индии в рассказах / В трущобах ИндииСтраница 178
— Возможно, но мне кажется, что мы никогда не выйдем отсюда.
Барбассон понял, что во что бы то ни стало надо помешать своему другу предаваться зловещим предчувствиям.
— Полно, — сказал он, — подумай, что Сердар погибнет без нас… Еще одно усилие, последнее.
И они снова принялись ползти… Ход шел теперь наклонно и с каждой минутой становился круче; провансалец поспешил заметить своему другу, что это доказывает приближение их к выходу… Зловещие обитатели галереи становились еще более многочисленными, и испарения их делались положительно невыносимыми. Вдруг голова Барбассона стукнулась о ноги товарища, которые судорожно ерзали по земле, но ни на шаг не подвигались вперед.
— Что случилось? — спросил провансалец.
Несчастный Барнет отвечал сдавленным голосом, который еле достиг слуха Барбассона.
— Я застрял… Здесь слишком тесно, я не могу двинуться вперед.
Наступила очередь Барбассона прийти в отчаяние.
— Мужайся! — крикнул он. — Соберись с силами!
— Я сделал все, что только в человеческих силах… Я только сильнее застрял между стенами… Я попробую двинуться назад… Вернемся обратно.
Неужели придется умереть здесь? Кровь Барбассона застыла в жилах, — он один знал весь ужас их положения. Барнет был еще относительно спокоен, он воображал, что возврат возможен. На это, конечно, потребуется время, потому ползти назад не так удобно, как вперед, но во всяком случае там, где они прошли, они пройдут еще раз. Но он, Барбассон! Он знал, что узкая галерея сделалась непроходимой… О! Что он чувствовал!
— Барнет, — крикнул он в приступе бессильного бешенства, — копай землю ногами, зубами, но ради всего, что у тебя есть святого на свете, двигайся вперед, несчастный, вперед! Это необходимо… галерея сзади нас обрушилась!
При этих словах Барнет испустил крик ужаса и, почти обезумев от страха, собрал остаток всех своих сил, уперся ногами в стены и сверхчеловеческим усилием двинул свое тело вперед… Ему удалось втиснуть себя всего на несколько сантиметров дальше, и он остановился неподвижный, разбитый, задыхающийся… ничего не оставалось теперь, как ждать смерти…
Тут произошла потрясающая сцена.
— Вперед! Вперед! — кричал, ревел Барбассон, который от страха дошел до безумия, — я не хочу умирать здесь… Вперед! Вперед, несчастный, или я тебя убью.
И подкрепляя слова действием, он принялся колотить своего друга кулаками и царапать его ногтями.
— Ты мне делаешь больно, — простонал янки умирающим голосом.
Слова эти, сказанные голосом ребенка, которого мучают, сразу привели в себя провансальца. Ему стало стыдно, и он заплакал.
В ту же минуту он услышал голос своего друга, в котором ничего больше не было человеческого.
— Тащи меня, Барбассон! Спаси меня! Спаси меня! Змея!
Змея! Как не подумали об этом несчастные прежде, чем отправиться сюда, в эту галерею? В Индии все решительно колеи на дорогах и полях служат убежищем этим несчастным животным, а здесь, среди развалин… Достаточно было самого простого размышления, чтобы понять, как безумна была их попытка. Змеи, да их были миллионы впереди Барнета; они бежали от него, пораженные непривычным шумом, а там, в углу, которого янки не мог видеть, в нескольких футах от его головы, сидела в гнезде кобра вместе со своими детенышами… Разбуженная шумом, она вылезла из своей грязной дыры, где спала, и бросилась к нему, шипя от злобы… На этот раз все было кончено, и бедный Барнет погиб; по его собственному предсказанию, ему не суждено было видеть восход солнца на следующий день.