Индия

Гохил, шофер, пришел усталый и заспанный, прихрамывая из‑за завернувшегося носка в туфле и с трудом подавляя зевоту. Вскоре служебная машина уже стояла во дворе Ханов.

– В Рана Бхаван, – приказывает Шахин Бадур Хан.

– Что случилось, саиб? – спрашивает Гохил, выезжая через ворота и вливаясь в бесконечный поток автомобилей. – Какое‑то дело государственной важности?

– Да, – коротко отвечает Шахин Бадур Хан. – Дело государственной важности.

К тому моменту, когда машина подъехала к перекрестку, он уже успел написать на странице из официального служебного блокнота, положив его на подлокотник сиденья, письмо с просьбой об отставке. Затем Хан взял хёк, переключил его на аудиорежим и назвал тот номер, который всегда держал рядом с сердцем с того самого дня, когда был приглашен в офис премьер‑министра и получил предложение занять пост, сходный по значению с должностью главного визиря. В глубине души он надеялся, что ему никогда не придется воспользоваться этим номером.

– Шах? – В голосе Саджиды Раны он услышал легкую дрожь. – Слава Богу, это вы. А я уже подумала, что началось вторжение.

Шахин Бадур Хан представляет, как она лежит в постели. Постель, конечно же, белая, широкая и белая. Свет приглушенный, мелкое озерцо света от изящной лампы. Она наклоняется к маленькому шкафчику, что стоит рядом с кроватью. Волосы распущены и черной волной ниспадают ей на лицо. Он пытается представить, во что одета Саджида… Ты предал свое правительство, свой народ, свою веру, свой брак, свою карьеру и человеческое достоинство, и ты еще задумываешься над тем, спит ли госпожа Рана обнаженной… Рядом с ней Нарендра. Всем известно, что они все еще спят вместе. Саджида Рана – женщина с большими аппетитами.

– Госпожа премьер‑министр, я вынужден просить вас о своей немедленной отставке.

Мне следовало бы отделиться от шофера перегородкой, думает Шахин Бадур Хан. Следовало бы поднять стекло. А собственно, зачем? Утром так или иначе ему все станет известно. Все станет известно всем. По крайней мере Гохил получит хороший повод для сплетни, которая потом будет разукрашена самыми разнообразными подробностями. Он хороший, добросовестный шофер, ты у него в долгу, пусть потешится.

– Что за ерунда, Шах?

Шахин Бадур Хан еще раз повторяет просьбу об отставке, а затем добавляет:

– Госпожа премьер‑министр, по собственной вине я попал в ситуацию, которая может скомпрометировать все правительство.

Тихий вздох, словно душа отлетает от тела. Вздох усталости и тоски. Шорох тонкой, белой, накрахмаленной, пахну щей идеальной чистотой материи.

– Я думаю, вам стоит подъехать ко мне.

– Я уже еду, госпожа премьер‑министр, – отвечает Шахин Бадур Хан, но она отключилась, и единственное, что он услышал, было дзеновское жужжание киберпомех в святилище его черепа.

Саджида Рана стоит на белой балюстраде, крепко сжав руками балконное ограждение.

– Насколько отчетливы фотографии?

– Во всяком случае, мое лицо будет видно хорошо. Ни у кого не возникнет сомнения относительно того, что это я. Госпожа премьер‑министр, меня сфотографировали в тот момент, когда я давал деньги ньюту.

Саджида Рана приоткрывает рот, обнажая яркие белые зубы, качает головой, зажигает еще одну сигарету. Шахин Бадур Хан никогда не предполагал, что она так много курит. Еще одна тайна премьер‑министра. Именно поэтому Рана и вывела его сюда, на балкон. Чтобы в Рана Бхаван не чувствовалось запаха табачного дыма. Какие восхитительные детали он замечает сейчас, в его‑то положении!