Индия

– Нет, не сегодня. – Тал колеблется, ему неловко спрашивать. – А есть ли?

Слепая женщина указывает на самую верхнюю галерею. Сегодня вечером тут пусто, хотя только самое начало месяца. Наверное, всему виной слухи о войне и о дожде. Внизу, в центральном дворике, какой‑то ньют в широких развевающихся одеждах исполняет катак с грацией, недоступной классическим танцовщикам. На втором уровне никого нет, за исключением двух пар, мирно беседующих на диванах. На третьем уровне кожаные кресла и низкие столики. Бронзовые на стольные светильники излучают тусклое сияние, напоминающее мерцание светлячков в ночи. «Зона прохлады». Сегодня там только один гость.

Хан сидит в кресле в самом конце галереи, руки его покоятся на подлокотниках. Талу подобная поза всегда казалась самой изысканной. И очень английской. Их взгляды встречаются. Но этот милый Хан не знает языка ньютов. Тал проводит рукой по деревянным перилам. Они сделаны из сандала, на ладони ньюта остается феромоновый след.

– О… вы… – говорит Тал, устраиваясь в кресле напротив Хана.

Ньют ждет улыбки, поцелуя, любого приветствия, но мужчина начинает нервно и резко с чего‑то похожего на ворчание. На низком столике с толстыми ножками лежит белый конверт. Тал извлекает письмо, аккуратно сложенное, и кладет его рядом с конвертом. А затем кладет ногу на ногу, как бы в ожидании.

– Ну, скажите мне по крайней мере, что я выгляжу потрясающе, – шутит Тал.

Человек напротив него вздрагивает. Все идет не по его сценарию. Он слегка подталкивает конверт к ньюту.

– Пожалуйста, возьмите.

Тал открывает конверт, смотрит внутрь и не может поверить своим глазам, смотрит снова и в недоумении поднимает взгляд. Внутри лежит пачка из сотни банкнот по тысяче рупий.

– Что это?

– Это вам.

– Мне? Но…

Тал кладет конверт на стол.

– Что ж, это очень щедрый подарок, но мне хотелось бы кое‑что узнать, прежде чем я его приму. Ведь там большие деньги.

На лице человека напротив появляется гримаса.

– Мы больше не сможем видеться.

– Что? По моей вине?

– Нет, вы ничего дурного не сделали!

И затем более тихим и мягким голосом, полным сожаления и печали:

– Вы совершенно ни при чем, виноват только я сам. Не следовало… Я не могу с вами больше встречаться. Мне вообще не надо было сюда приходить. – Он смеется, и смех его звучит болезненно и неприятно. – Это место показалось мне самым безопасным… Берите деньги… они для вас. Пожалуйста, возьмите их.

Тал чувствует, как от удивления у него приоткрывается рот. И кажется, что ощущения, охватившие ньюта, в чем‑то сродни тому, что чувствует человек, когда его мозг размазывается по стенкам черепа от удара крикетной битой. Священный лоскуток кожи на затылке Тала дает знать владельцу, что на балконе третьего уровня, кроме них, появился кто‑то новый, неизвестный.