Индия

Но наибольшее значение для него имели годы, проведенные в Бонне в семинаре Г. Якоби, которого Ф. Щербатской именовал своим «гуру» — наставником. Круг интересов немецкого индолога составляла духовная культура: характер мышления древних индийцев, особенно их логики и поэтики. Эта тематика стала основной и для русского ученого. С 1900 г. Ф. Щербатской начал преподавать в Петербургском университете (после С. Ольденбурга). Он подготовил двухтомное сочинение «Теория познания и логика по учению позднейших буддистов» (1903-1909).

Русский ученый возлагал большие надежды на живую традицию, в которой, по его мнению, сохранялись старинные методы обучения и верный подход к интерпретации научных сочинений — шастр. Во время путешествия в Индию в 1910 г. ему посчастливилось познакомиться с индийцем — знатоком логики ньяя. Несколько месяцев ученый провел в деревне возле Бомбея, целыми днями читая с ним средневековые трактаты и обсуждая на санскрите философские проблемы. В Калькутте он узнал, что А. Стейн нашел уйгурскую версию буддийской философской энциклопедии «Абхидхармакоша» Васубандху, санскритский оригинал которой тогда считался утерянным. Целый ряд исследователей в разных странах взялся за изучение этого памятника. Ф. Щербатской уже работал с ним в тибетском переводе. Своего наиболее одаренного ученика Оттона Отто-новича Розенберга он послал на стажировку в Японию в надежде на то, что там появится возможность познакомиться с местной традицией истолкования «Абхидхармакоши».

Итогом многолетних трудов Ф. Щербатского явились три его монографии, в 20-30-е годы опубликованные на английском языке: «Центральное понятие буддизма», «Концепция нирваны» и двухтомная «Буддийская логика». В работах русского исследователя впервые была раскрыта огромная роль буддийской философии в истории индийской культуры, а также дана современная интерпретация ее основных понятий. Общее представление автора об эволюции буддизма сводилось к тому, что до возникновения махаяны следует говорить не о религии, а скорее о течении философской мысли, причем течении по сути сходном с кантианством.

В советское время был создан Институт буддийской культуры, где под руководством Ф. Щербатского работали его ученики: Е. Е. Обермиллер, А. И. Востриков, М. И. Тубянский и др. Большая часть их была репрессирована, и к концу 30-х годов так называемая «русская школа буддологии» перестала существовать.

Постоянным оппонентом Ф. И. Щербатского был Луи де ла Балле Пуссен (1869-1938), его однокашник по семинару Г. Якоби. Он категорически отрицал определение буддизма как «атеистической религии» и возражал против кантианской интепретации его понятий. Первоначальный буддизм казался ему чистой йогой. Многочисленные работы бельгийского ученого посвящены истории догматики и школам махаяны. Основателем целого научного направления стал С. Леви. Результатом его работ стало исследование вклада различных сект (в частности, йогача-ров) в буддийскую культуру и история махаянических текстов в странах Восточной и Центральной Азии.

Важные результаты имели также экспедиции Джузеппе Туччи (18941984), привезшего санскритские рукописи из монастырей Непала и Тибета. Специалист по махаяне, философии ньяя, искусству Тибета и Непала, Дж. Туччи был директором основанного в 1933 г. Института для изучения Центральной Азии в Риме.

Гейдельбергский профессор Макс Валлезер (1874-1954) написал многотомный труд «Буддийская философия в ее историческом значении». Он отрицал определение раннего буддизма как этического учения, ибо в нем ставилась проблема не межличностных отношений, а лишь спасения индивидуального «Я». Учеником М. Валлезера и философа Э. Гуссерля был Станислав Шайер (1899-1941), профессор Варшавского университета, автор ряда переводов и исследований по буддийской метафизике.

Сама постановка вопроса о философских основах этой религии вынуждала исследователей широко привлекать тексты различных направлений в буддизме (в частности, школ махаяны), сохранившиеся большей частью в переводах. Вставала и общая проблема соотношения этих направлений и возможности реконструкции доканонического предания. Поданному поводу высказывались самые различные суждения. Так, если Г. Лю-дерс затратил большие усилия на восстановление «Первоканона», то, например, С. Шайер скептически оценивал не только полученные результаты, но и саму постановку проблемы. Однако в любом случае стало ясно, что нельзя, подобно Т. Рис-Дэвидсу, воспринимать священные тексты палийской «Типитаки» как подлинные слова Учителя.