Индия

Европейские исследователи (например, Барт) высказывают свое удивление, что такая сравнительно возвышенная религия, как «Брахмо самадж», основанная или измененная выдающимися людьми, построенная с несомненно благородными целями, в результате не собрала в свой красиво-возвышенный шатер значительного числа последователей. Нигде так не сказалась привычка (или ошибка) смотреть на азиатские вещи чисто европейскими глазами. Не углубляясь в причины, заметим, что и благородные основатели новых религий и европейские наблюдатели их попыток должны были в конце концов признать провал искусственно-религиозного строительства. «Брахмо самадж», основанная в Бенгалии, почти не вышла за пределы своей провинции, она не прошла даже в деревню, ограничиваясь территорией городов. Да и в последних число ее приверженцев оказалось ничтожным,— ничтожным по крайней мере по сравнению с последователями естественных религий.

Другая из реформистских сект, «Арья самадж», показала будто бы большую динамику и жизненность. Она была основана Даянандом Сарасвати (1824—1883) и наибольшее распространение получила в Северо-Западной Индии (Пенджаб и Соединенные провинции). База этой секты уже значительно шире, так как она помимо религиозного содержания сильно пропитана социальными и даже национальными элементами. «Арья самадж» в основе не чужда общего девиза «Индия для индусов», хотя и скрытого под оболочкой, арийства. «Арья самадж» признает веды единственным религиозным источником, проповедует чистый монотеизм, отрицает поклонение идолам и особенно много по-свящет своего внимания социальному улучшению расы. Эта сторона содержания, поднимавшая роковые темы о вдовстве, малолетних браках, касте, мясной пище и т. д., придала «Арья самадж» большой актуальный вес, но вместе с этим породила споры, а параллельно с этим и сектантство. И этой искусственной религии суждено иметь определенный конец: или она останется уделом горожан и интеллигентов, и тогда она будет бедна числом последователей, но сохранит чистоту своего первичного содержания, или она проникнет в народные массы, неизмеримо возрастет в количестве верующих, но зато понизится в существе богопонимания, обрастет идолопоклонническими формами, сблизится с индуизмом, а в конце концов в нем и растворится.

В этих реформистских попытках создания «более возвышенных» религий интересен не факт их существования, совершенно обесцениваемый ничтожным контингентом последователей, а сама попытка привития реформ в Индии, религиозных ли, политических, социальных или каких-либо других — безразлично; очень поучительна картина беспомощности и безуспешности всех этих проб, разбивающихся вдребезги об устойчивый косный монолит народного океана Индии.

Лишь по линии связи этих новых религий с политическими течениями нужно искать некоторую общенародную ценность подобных религиозных новаторств. Большинство из них атакует исторические недуги Индии — касту, детские браки, вдовство и т. д., другие, как «Арья самадж», пробуждают в народе любовь к своему прошлому, поднимают его дух и гордость. Пусть эти начала не пройдут в народную толщу, но, если хорошо и прочно заденут верхушки, дело обновления и подъема Индии в значительной мере уже будет сделано.