Дегустация ИндииКультура и общество / Культура Индии в рассказах / Дегустация ИндииСтраница 2
В детстве жизнь индийских женщин казалась мне сказочной, и я так хотела быть индианкой, что в пионерском лагере мне дважды поручали эту почетную должность на интернационально-песенных фестивалях. Перед отрядом, поющим о дружбе народов, обычно выставляли плакатную тройку: белого, черного и желтого. Черного делали с помощью коктейля из гуталина и детского крема – мир еще не знал трансгенных продуктов, и аллергий не было даже на такую адскую смесь. Если в отряде был татарин или казах, посредством синей пижамы его обращали в китайца. За неимением казаха и татарина меня обертывали в простыню, ставили на лоб точку, а на руки наматывали все украшения, собранные с пионервожатых. Я чрезвычайно гордо стояла на сцене в простыне и чалме из полотенца. И поскольку в Индии никто не был, факт принадлежности чалмы к мужской одежде так и не был обнаружен зрителями.
– А как ты себе в детстве представлял русских? – спрашиваю я Шумита.
– Как трех богатырей с картины Васнецова: грубыми, сильными и лохматыми. Грубыми, в смысле преобладания внутренней природы над законом. Мне и сейчас кажется, что российская беда с исполнением законов происходит именно от того, что человеческая природа для вас важней порядка . – говорит Шумит. – Мой папа заочно любил русских и лучшим вратарем мира считал Льва Яшина. После Достоевского Россия казалась мне страной невероятно тяжелой, но меня сюда тянуло. А для моей родни я до сих пор герой и борец с «сибирскими морозами» .
«Индийская» замотанность в простыню казалась мне в детстве верхом женственности, поскольку демонстрировала голые плечи. Я не могла предвидеть, что через тридцать с лишним лет переводчица моей прозы красавица Ранжана пожалуется:
– Представляешь, если моя чоли (кофточка под сари) с коротким рукавом, то свекровь намекает мне, что это неприлично, ведь плечи и верхняя часть рук должны быть закрыты .
Ранжане под пятьдесят, она профессор и настолько эмансипирована, что даже водит машину. Правда, в сари. Представляю, насколько это неудобно .
– Твоя сестра ходит в сари и ежедневно наматывает на себя семь метров ткани? – спрашиваю я Шумита; его сестра Джаита тоже работает в университете, но в Калькутте.
– Индийская женщина не чувствует этих семи метров, да и время заматывания в сари всегда меньше, чем последующее любование собой перед зеркалом. Сестра в основном носит сальвар камеез. Это мусульманская одежда: просторная длинная расшитая рубаха и брюки. Сейчас многие индуистки ходят в этом, так удобнее .
Удобнее – это не то слово. Я содрогалась, когда видела женщин в сари: молотящих, косящих, собирающих, моющих, стирающих, готовящих, нянчащих и т.д. Попробуйте намотать на себя длинную тряпку, свешивающуюся с плеча, и приступить в ней к домашней работе. Если у вас получится, то попробуйте в таком виде выкопать овощи с грядки, набить ими корзину килограммов на пятьдесят, водрузить на башку и при этом женственно двигаться в сторону дома.
– У нас плечо по-другому устроено, – успокаивает меня Ранжана, – у нас эта штука не сползает с плеча. Много поколений женщин натренировали мышцы плеча.
Салвар эстетичен, в нем невозможно отличить индуистку от мусульманки. Индуисты мирно живут вместе с мусульманами, но помнят, что после ухода британцев территория была разделена на большую индусскую Индию и маленький мусульманский Пакистан. И тогда около миллиона человек стали одновременно переселяться на территорию своей веры. Мусульмане – с запада и востока в Пакистан и нынешний Бангладеш, индусы и сикхи – той же дорогой, только в Индию. Это сопровождалось межрелигиозными столкновениями, в которых погибло около полумиллиона человек. История не знает такого масштабного уничтожения мирных жителей.
– Раньше в моем районе в Калькутте была пятиметровая стена между индуистами и мусульманами. Ее возвели после межрелигиозных столкновений в шестидесятых, чтобы обезопасить небольшой индуистский район от многомиллионного мусульманского населения за стеной, – говорит Шумит. – Она была натянута между краями узкого переулка и легко пала бы при натиске. Она была гранью между двумя мирами и создавала психологический комфорт. Стирали эту границу только пятиразовые намазы, передаваемые из мечети по громкоговорителю с пяти утра .