Индия

ВИБХУТИ (СИЛЫ)

Третья глава Йога-сутр Патанджали посвящается описанию известных сил, которые будто бы могут быть приобретаемы йогинами. Эти силы называются вибхути или просто бхути, махасиддхи, риддхи или айшварьи. Тут также мы видим переход от разумных начинаний к неразумным преувеличениям, ту же тенденцию, которая превратила интеллектуальную йогу в практическую. Такой переход очевиден в йогандже, или аксессуарах йоги. В сутре (II, 29) мы находим упоминание о восьми таких аксессуарах, а именно: о воздержании (яма), поучении (нияма), позах (асана), регулировании дыхания (праная-ма), отвлечении (пратьяхара), устойчивости (дхарана), созерцании (дхьяна), и сосредоточении (самадхи), но в сутре (III, 4) из них выбрано только три, составляющие самаяму (твердость): дхарана, дхьяна и самадхи, остальные же пять считаются только внешними вспомогательными средствами. Дхарана (устойчивость) объясняется (III, 1) как сосредоточение манаса в одном месте, и это место – кончик носа, ноздри, эфир, небо или какое-либо иное место. Таким образом, останавливаются все другие движения манаса (вритти) и ум фиксируется на одном предмете. Следующее средство (дхьяна) – созерцание одного предмета при исключении всех других; а третье действительное созерцание или поглощение (самадхи) происходит тогда, когда ум, углубившись в свою деятельность, освещает только один объект. Это самадхи, далеко не совершенно передаваемое словами созерцание, поглощение, объясняется этимологически как такое состояние, когда ум (самьядж адхияте) вполне сосредоточен и устремлен на один пункт без всяких нарушающих, препятствующих причин (III, 3).

САМАЯМА И СИДДХИ

Самаяма, включающая три высшие вспомогательные средства йоги, называется внутренней (III, 7), в отличие от других средств, но сама по себе она все-таки только внешнее вспомогательное средство так называемого безобъектного состояния (нирвиджа, III, 8). Трудно найти слово для передачи самаямы – твердое схватывание будет передачей только приблизительной. И именно эта-то самаяма и приводит к сиддхи, или к совершенствам. Сначала такие совершенства не были чудесными, хотя впоследствии они и сделались таковыми, они не были также конечной и высшей целью философии йоги, как часто полагали и индийские и европейские ученые. Па-танджали, прежде чем приступить к объяснению этих сиддхи, пытается показать, что всякая вещь существует в трех формах – как еще не существующая, как существующая в данную минуту и как уже не существующая более – и что от познания одного состояния можно узнать и о других. Так например, кувшин еще не существует, пока он существует в форме глины; он существует в данную минуту, когда он видимый кувшин, и он не существует более, когда разбит и снова превратился в пыль. «Так и во всем, – говорит Патанджали, – будущее может быть познано по настоящему, а настоящее может быть объяснено прошлым».

Это высказано Патанджали в сутре III, 16. Пока тут все ясно, но трудно понять, почему для этого необходима самаяма и как она применяется к тому, что называется тройным видоизменением. Знание прошлого на основании настоящего и будущего из настоящего навряд ли чудесно, хотя, когда нам говорят, что йогин посредством самаямы знает, что будет и что прошло, то это уже становится похожим на притязание на дар пророчества и, конечно, потом превращается в такое притязание. То же caMoef и еще в высшей степени, применимо и к другим действиям самаямы на йогинов, о которых говорится в следующих сутрах. Так, в III, 17 говорится, что человек, выучившийся понимать значение и правила, указываемые словами, и применяя к этой способности самаяму, делается способен понимать язык птиц и других животных. Действительно, тут все более и более мы входим в сферу суеверий, отнюдь не отличающихся от суеверий других стран и не имеющих никакого права на внимание философа, как бы интересны они ни были для психологии; затем следуют другие чудесные дары, приписываемые все той же самаяме, вроде, например, знания о прежнем состоянии, знания мыслей другого или чтения мыслей, хотя не чисто причинных объектов его мышления, способности делаться невидимым, предвидения смерти человека, иногда указываемой известными знаками и предзнаменованиями.