Индия

Слон Тамби бежал хорошо, но скороход не поддавался усталости; караван шел целую ночь, не останавливаясь, и до одиннадцати часов следующего дня ничего не случилось особенного ни с той, ни с другой стороны. Но тут голод и жар заставили путешественников остановиться. В это время они ехали по обширному лесу, который еще не кончился. Утсара выбрал для остановки одно из самых тенистых и прохладных мест леса, где он намерен был остаться до четырех часов дня, когда несколько спадет удушливый зной. Каждый день должны они были ходить девятнадцать, двадцать часов, а отдыхать от четырех до пяти, включая сюда еду и сон. При такой езде они должны были прибыть в Пондишери дней через семь.

Тамби освободили от хаудаха, который поставили под огромным банианом, приютившим под свою тенью и туземцев, и пустили слона пастись в лесу на свободе, пока хозяева готовили национальное блюдо индусов, — керри.

Тамби, однако, не занимался восстановлением своих сил; он был, видимо, чем-то озабочен, смотрел далеко в лес; время от времени он наполнял воздух мелодическими звуками, которыми природа наделила его и которые имели отдаленное сходство с звуками тромбона в руках человека, только что познакомившегося, как справляться с его амбушюрой.

— Что такое с Тамби? — удивился корнак. — Я никогда еще не видел его в таком состоянии.

— Ба! — отвечал факир. — Не стоит беспокоиться. Мы в самой чаще леса, и ветер приносит ему время от времени испарения хищников, — вот он и тревожится. Это не должно мешать нашим занятиям.

Замечание это показалось вполне благоразумным, и все трое вернулись в своим занятиям: один разводил огонь, другой готовил рис, третий с помощью гранитной каталки растирал на камне mossabes, род смеси из кориандра, корней куркумы или индийского шафрана, индийского перца и мякоти кокосового ореха, предназначенной для приправ керри.

Видя, что спутники не обращают внимания на крики, слон успокоился и ни о чем больше не заботился, кроме пищи.

Когда керри был готов и съеден с аппетитом, на который способны лишь люди, не евшие целые сутки, — все трое растянулись на циновках, собираясь уснуть, но так, чтобы не терять из виду хуадаха, где находилось драгоценное письмо. Корнак и Утсара скоро заснули, но не то было с падиалом; крики слона и пристальный взгляд его, устремленный в глубину леса, крайне беспокоил его, и он невольно спрашивал себя, не предвещает ли это более или менее близкой опасности, которой напрасно пренебрегали его спутники… Несмотря на это, сон мало-помалу овладевал им, усиливаясь еще деятельностью пищеварения; он собирался уже поддаться искушению, когда ему показалось, что в двадцати шагах от хуадаха появился вдруг куст, какого он как будто раньше не замечал. Это казалось ему не особенно важным, и он закрыл глаза, твердо решившись на этот раз уступить сну. Над ухом его пискливо зажужжал москит; он небрежно прогнал его рукой, и тогда ему захотелось еще раз взглянуть на кустарник… Было ли то странное влияние сна, только ему показалось, что куст переменил место и подвинулся еще дальше.