Индия

– Просто кошки умнее индусов, – Марина загадочно улыбнулась, – и еще они могут легко ходить между мирами…

Потрясающая женщина! Если бы родилась индуской – точно была бы местной святой.

Мы подружились, и я еще несколько недель прожил в Ришикеше, ежедневно встречаясь с Ашотом и Мариной. Это были очень интересные, наполненные покоем и новой для меня информацией дни.

Я получил приглашение приезжать к ним в любое время. Жаль только, что так и не пришлось им воспользоваться: дом Ашота с Мариной вскоре ограбили и подожгли отмороженные бандиты-гастролеры, и мои знакомые, видимо взяв от Индии все, что нужно, вернулись в Россию, чтобы проповедовать там мудрость и учение Кришны.

* * *

После встречи с Ашотом и Мариной я начал понемногу читать священные писания Индии. Не скажу, что это далось мне легко. Зато под впечатлением услышанного и прочитанного я решил в полном одиночестве проехаться по индуистским святым местам в надежде почувствовать что-то новое внутри себя. Сам не знаю, зачем именно я поехал, – просто потянуло. В какой-то момент жизни в Индии я выяснил, что у меня есть внутренний голос, и стал прислушиваться к своим желаниям, даже если они сначала казались абсурдными.

Я не называл эту свою поездку медитацией, но в итоге получилось нечто вроде того. Я побывал в Бадринатхе и Кедарнатхе – священных индийских городах. Сначала поехал в Бадринатх. Этот город связан своим названием с одним из имен бога Вишну – Бадри, Дикая ягода. Дорога сюда, как и кашмирский серпантин, открыта всего несколько месяцев в году. В остальное время ущелье засыпано снегом, храм закрыт. Но даже в летние месяцы дорога в эти места непростая, завалы и оползни могут случиться в любое время. Если засыпет на дороге – останется только на Божью милость рассчитывать или российских спасателей вызывать. Нормальные автобусы сюда не ходят, поэтому пришлось трястись в ненормальном, то есть в обычном индийском. Камни под левым колесом предательски осыпались, но после экстремальной дороги на Шринагар мне уже было не страшно. Я спокойно дремал, почти не обращая внимания на крутые виражи.

До Бадринатха оставалось километров пятьдесят, когда серпантин впереди на несколько десятков метров завалило: сошел оползень. Пришлось три дня незапланированно тусоваться в Джошиматхе – не возвращаться же назад, проехав большую часть пути! Я снял комнатенку в маленьком гестхаусе, больше похожем на притон. Подкупили уверения хозяина о наличии горячей воды. Непрерывно шел мелкий, противный дождь. Я вымерз еще в автобусе, и горячей воды хотелось отчаянно. Колонка работала от электричества (то есть с перебоями), но я хотя бы смог согреться.

Когда я добрался-таки до Бадринатха, там меня поджидало разочарование. Именно в этих краях, как мне рассказывал Ашот, великим мудрецом и святым Вьясадевой были написаны Веды. Сам господь Нара-Нараяна занимался тут саддханой. Кстати, говорят, Вьясадева, как многие другие индийские риши, жив до сих пор, но они скрываются в недоступных простым смертным местах…

Мое путешествие во времени, истории и пространстве мифа продолжилось. Говорят, чистые сердцем преданные иногда получают в храме Шри Бадринатх особый даршан и могут в состоянии медитации слиться с Богом. Я думал тогда, что, может, почувствую в этом месте что-то особенное, пойму нечто важное, что послужит ключом к дальнейшей жизни. От многих искателей, долго живущих в Индии, слышал, что места тут необычные, наделенные мощной силой.

А встретили меня банальные индийские улицы со сточными канавами и лавками, беззвездными гестхаусами. Чуть в стороне расположились горячие купальни, где индусы не только купаются, но и стирают белье. Честно говоря, я ничего особенного не почувствовал, даже когда стоял в пять часов утра на пятачке у запруженного людьми храма Шри Бадринатх. Над горами разгорался ярко-розовый закат, было свежо и влажно. Внутри храма, наоборот, оказалось тесно и душно. Бога я не лицезрел, но устал очень сильно. Европейцев в Бадринатхе, по моим наблюдениям, было мало, в основном тусовались паломники-индийцы: низкорослые черноволосые дравиды с вечно настороженным взглядом, узколицые гималайцы, желтокожие тибетцы… Они косились на меня недоуменно: разве «млечхе» – нечистый иностранец – может почувствовать и понять то, что доступно индусу?