Индия

— Мистер Джемс, — ответил Симон Форд, — угодно ли будет вам позволить мне рассказать о том, что я сделал… и как сделал… по-своему, извинив за длинноты?

Джемс Старр хорошо знал старого мастера — почтенному шахтеру нужно было предоставить рассказывать, не перебивая его.

— Мистер Джемс, — продолжал Симон Форд, — за эти десять лет не было дня, когда бы мы с Гарри не думали о том, чтобы вернуть копям их прежнее благосостояние, — ни одного дня! Если существуют какие-нибудь залежи, мы решили во что бы то ни стало их открыть. Но каким способом? Буренье применить мы не могли, но у нас было шахтерское чутье, а чутье часто бывает сильнее разума. По крайней мере я так думаю…

— И я с вами совершенно согласен, — вставил инженер.

— Так вот что раза два Гарри пришлось видеть, когда он бродил по западной части шахты: где-нибудь за поворотом или сквозь щели в закладке крайних штреков появлялись и внезапно исчезали огни. Отчего они вспыхивали — я не понимал и до сих пор не понимаю. Ясно одно — эти огни доказывают присутствие рудничного газа, а наличие этого газа означает, что там есть пласт угля.

— Огни не давали взрывов? — живо спросил инженер.

— Лишь мелкие, частные взрывы, — ответил Симон Форд. — Такие же, какие вызывал я сам, когда хотел убедиться в наличии рудничного газа. Вы помните, каким способом предупреждали взрывы в шахте, пока наш добрый гений Гемфри Дэви не изобрел своей безопасной лампы?

— Да, помню, — ответил Джемс Старр. — Вы говорите о «кающемся». Мне не случалось видеть его за работой.

— Да, мистер Джемс, вы еще слишком молоды, несмотря на свои годы, и не могли этого застать. Но я на десять лет старше вас и видел, как работал последний «кающийся» в копях. Его называли так потому, что он носил рясу вроде монашеской. Его настоящее название было «человек огня». В то время уничтожать вредный газ умели только путем сжигания его мелкими взрывами раньше, чем он благодаря своей легкости накопится в большом количестве в верхних частях штреков. Вот почему «кающийся», с маской на лице, закутанный с головой в рясу с капюшоном, передвигался ползком. Так он мог дышать свободно, потому что в нижнем слое воздух чист, а правой рукой водил у себя над головой горящим факелом. Если в воздухе было достаточно газа, чтобы образовать взрывчатую смесь, то взрыв получался неопасный, и, повторяя эту операцию несколько раз, можно было предотвратить катастрофу. Иногда «кающийся», пораженный сильным взрывом, погибал на месте, и его заменял другой. Так было до тех пор, пока во всех шахтах не ввели лампочки Дэви. Но я знал этот способ. Именно пользуясь им, я и открыл наличие газа, а следовательно, и наличие новой угольной залежи в шахте Дочерт.

Все, что рассказывал старый мастер о «кающемся», было совершенно верно. Именно так поступали когда-то в шахтах, чтобы очищать воздух от метана.

Рудничный газ, иначе называемый болотным газом или метаном, бесцветен, почти лишен запаха, слабо светится при горении и абсолютно непригоден для дыхания. Шахтеры не могут жить в атмосфере этого вредного газа, как нельзя жить в газометре, наполненном светильным газом. Кроме того, как и светильный газ, являющийся окисью углерода, метан образует с воздухом взрывчатую смесь, как только его содержание в нем достигнет восьми или даже пяти процентов. Если по какой-либо причине эта смесь воспламенится, то происходит взрыв, почти всегда сопровождающийся страшными катастрофами.

Эту-то опасность и предотвращает лампа Дэви, изолирующая пламя в сетчатой металлической трубке. Газ горит только внутри этой трубки, не дающей пламени распространиться. Эту безопасную лампу усовершенствовали десятки раз. Разбиваясь, она гаснет. Если шахтер, несмотря на строгие запреты, откроет ее, она тоже гаснет. Почему же все-таки случаются взрывы? Потому что нельзя избежать ни неосторожности рабочего, который во что бы то ни стало хочет раскурить свою трубку, ни удара инструмента, могущего высечь искру.