Индия

– Я вспомнила… – говорит она. – Я посмотрела фотографии и вспомнила, где видела вас раньше.

Тал хмурится. В золотистых сумерках выражение лица ньюта кажется чуждым, абсолютно инопланетным.

– На студии.

Тал обхватывает голову руками, закрывает глаза. Ресницы у ньюта длинные и кажутся Наджье очень красивыми.

– Мне очень больно. Я не знаю, что и думать.

– Я готовила интервью с Лал Дарфаном. Сатнам провел меня по студии. Сатнам дал мне фотографии.

– Трезубец! – восклицает Тал. – Дерьмо! Он нас обоих подставил! А! – Ньют начинает дрожать, слезы струятся по щекам. Тал воздевает руки, чем‑то напоминая прокаженного. – Мама Бхарат… они думали, что там живу я; попали не в ту квартиру…

Дрожь переходит в истерические рыдания. Это усталость и шок. Наджья тихонько выходит, чтобы приготовить свежий чай. Она не хочет возвращаться до тех пор, пока не утихнут всхлипы и причитания. У нее совсем не афганский, а скорее североевропейский страх перед сильными эмоциями.

– Еще чаю?

Тал завертывается в простыню, кивает. Стакан дрожит в руке ньюта.

– Откуда вы узнали, что я буду на вокзале?

– Журналистская интуиция, – отвечает Наджья Аскарзада. Ей хочется прикоснуться к лицу ньюта, к такому голому, такому нежному черепу. – По крайней мере я бы именно так и поступила на вашем месте.

– Ваша журналистская интуиция – великая вещь. Это же был полный идиотизм с моей стороны! Улыбаться, смеяться, танцевать и думать, что все меня любят! Новый ньют в городе, которого все хотят видеть, приглашают на большие вечера, в клуб…

Наджья протягивает руку, чтобы коснуться ньюта, успокоить, согреть, и чувствует, что голова Тала склонилась к ней на грудь. Ее рука касается гладкой головы ньюта. Все равно что гладить котенка – одни кости и предельное напряжение. Пальцы девушки случайно прикасаются к ямочкам на руке ньюта – несколько рядов, похожих на симметричные следы от укусов насекомых. Наджья отдергивает руку.

– Нет, здесь, пожалуйста, – говорит Тал. Она слегка дотрагивается до указанной точки и чувствует, как какие‑то жидкости начинают течь под кожей. – И еще здесь. – Руки ньюта направляют ее пальцы поближе к запястью. – И здесь.

По телу ньюта пробегает дрожь. Дыхание становится более равномерным. Мышцы напрягаются. Тал встает, слегка покачиваясь, и нервно проходит по комнате. Наджья чувствует запах предельного напряжения.

– Я не могу представить, как вы живете, – говорит Наджья. – Ведь вы же способны сами выбирать собственные эмоции.

– Мы выбираем не эмоции, а только реакции. И способны регулировать их силу. Поэтому, как правило, не живем дольше шестидесяти.

Теперь Тал меряет комнату большими шагами, в сильнейшем беспокойстве, словно мангуста, пойманная в клетку. Ньют бросает опасливый взгляд в прорези жалюзи и быстро закрывает их.

– Но как же вы можете?

– Делать такой выбор? Для красоты и этих лет достаточно.

Наджья качает головой. Немыслимое громоздится на невероятное. Тал ударяет кулаком по стене.

– Какой же идиотизм! Такие, как я, должны умереть, мы слишком глупы, чтобы жить.

– Вы не единственный, я тоже глупа, я ведь полагала, что имею особый выход на Эн Кей Дживанджи.

– Вы встречались с Дживанджи?

– Я беседовала с ним по видео, и в тот раз он организовал встречу, во время которой Сатнам передал мне фотографии.

Какая‑то тень падает на ставни. Ньют и Наджья застывают от страха. Тал медленно опускается до тех пор, пока полностью не оказывается ниже линии подоконника. Ньют пальцем манит девушку, указывая ей место у стены. Прислушиваясь всем своим телом, Наджья крадется по циновкам. Раздается женский голос, который что‑то говорит по‑немецки. Спазм ужаса отступает, Наджья немного расслабляется. Какое‑то мгновение ей казалось, что от страха ее может вырвать.