Индия

И тут смысл фразы наконец‑то дошел до меня, и я поняла, где раньше видела Гулаба. Целый большой участок головоломки очень удачно сложился воедино, но многие факты по‑прежнему оставались столь же неуловимыми, как и угри в заливном.

Дежурный в студии Калеба ответил мне по телефону, что Роби как раз завершает съемку в одном из эпизодов фильма. Через несколько минут к телефону, тяжело дыша, подошел друг Сунилы собственной персоной.

– Роби? Это Розалинда Бенегал. Мне нужно связаться с Сунилой.

Он кашлянул.

– Я могу ей передать все, что вы пожелаете, мадам.

И тут мне пришло в голову, что на данном этапе он может оказаться даже более полезен, чем Сунила.

– Мне нужно пройти в Центральный отдел реквизита после окончания рабочего дня. Вы не знаете, как это можно сделать?

– Зависит от того, в какую часть отдела вы хотите пройти, мисс. Разные части по‑разному охраняются.

– В ту часть, которую вы называете «Музеем ран». Там могут находиться некоторые вещи, принадлежащие Суниле.

– Где? Я мог бы поискать их завтра, когда приду на работу.

Мне не понравился чрезмерный энтузиазм, с которым юноша произнес эту фразу. Особого доверия он не вселял. Но мне нужна его помощь.

– Знаете, это не так просто объяснить. Вы не могли бы меня провести в музей сегодня вечером? У вас есть ключи?

Он рассмеялся.

– Больше, чем ключи, мисс. У меня есть Сунила. Охраннику очень нравится Сунила. Я приведу ее с собой.

Он заканчивал работу в одиннадцать и должен был ждать меня у входа в отдел реквизита между 23.30 и полуночью. Теперь я могла только уповать на то, что в эту ночь Рейвен не будет работать сверхурочно.

Томас ответил на звонок на его мобильный только со второго раза. Он сказал, что считает совершенным безрассудством отправляться куда‑то так поздно ночью, когда вот‑вот может разразиться муссонный ливень.

– Тем не менее, мадам, я заберу вас, как договорились.

* * *

Когда я садилась в машину Томаса, на мостовую падали крупные, но редкие капли дождя размером с десятипенсовую монету. Большие дождевые облака, целый день огромной массой собиравшиеся на горизонте, распространились еще на несколько миль вверх, словно сплющенные и обработанные резцом ветра в гигантское подобие мраморных карьеров, когда‑то виденных мною в Каррере в Италии. И пока эти громадные, отполированные блоки быстро закрывали от нас лунный свет и превращали дорогу в скользкую черную змею, покрытую чешуей горящих автомобильных фар, температура начала заметно падать.

– Муссон приближается, – сказал Томас, закрывая свое окно.

Сверкнула молния, и тут же раздался удар грома, и не успела я перевести дыхание, как разразился страшнейший ливень, волна за волной, пелена за пеленой белесой струящейся влаги. Машину сразу же стало заносить, и она соскользнула на встречную полосу. Однако вертикальная волна дождя оттолкнула нас назад.

Сидя в автомобиле, испытываешь ощущение просмотра фильма об урагане со слишком сильным звуком. Реальное время сжалось. То, на что обычно уходят часы, занимало считанные минуты. В каком‑то подобии замедленной съемки улицы превратились в потоки воды, а затем в водопады, относя в сторону все маленькие машины и опрокидывая рикш. В изображении Мадонны на приборном щитке внезапно сама собой включилась лампочка, а орнамент Шивы из пластика у меня за спиной начал раскачиваться из стороны в сторону при каждом нашем крутом вираже.

– Водители очень недисциплинированные, – заметил Томас. – Никогда не знаешь наверняка, кто повернет налево, а кто направо.

Отовсюду на улицу высыпали люди. С распростертыми руками они встречали дождь. Я заметила женщину, закрывшую глаза и обратившую лицо к небу, словно в молчаливой молитве. Но стоило бы ей открыть рот, как она тут же захлебнулась бы в потоках воды. Дождь уже размазал ее помаду, и краска стекала с век. Создавалось впечатление, что ливень смыл ее лицо, лишив его черт и оставив чистую поверхность, на которой предстояло изобразить нечто совершенно новое. Такой дождь нельзя спутать ни с каким другим. И это был даже не дождь. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову и океаны накрывали землю одной громадной приливной волной. Как будто небеса опустились на землю и жидкое стало твердым, а твердое – жидким.